У россиянки лопнул глаз от удара мужа. Когда они познакомились, все было прекрасно, но вскоре ее жизнь обернулась кошмаром

10 октября 2025 в 1760087700
Холод

Марьяна (до замужества Речкина) познакомилась с Сергеем Москалевым в интернете. Уже на третий день общения он позвал ее замуж, и через пять месяцев они расписались. Вскоре, однако, поведение Сергея изменилось: он стал холоден и равнодушен. Молодожены часто ссорились, а когда Марьяна пыталась уйти от мужа, он обещал покончить с собой. Во время очередной ссоры Сергей бросил Марьяне в лицо телефон и ударил ее. Она получила черепно-мозговую травму, перенесла пять операций на глазу, но вернуть зрение врачам так и не удалось. Марьяна рассказала «Холоду» о том, как как решила не сдаваться и добилась возбуждения уголовного дела против мужа.

Редакция «Холода» отправила запрос о комментарии Сергею Москалеву, но ответа не получила.

Отношения, в которых слишком хорошо

Мы познакомились с моим будущим мужем Сергеем в интернете в конце сентября 2023-го, когда мне был 21 год. У меня тогда было плохое эмоциональное состояние: я только что переболела коронавирусом, долго сидела дома и чувствовала себя одинокой. Чтобы развеяться, я пошла с ним на свидание. Помню, мне было лень красиво одеваться, и я пришла в пижамной толстовке. Однако мой небрежный внешний вид Сергея не смутил: сразу после свидания он признался мне в любви, стал говорить, что я лучший человек, который ему встречался на свете, и на третий день после нашего знакомства предложил стать его женой.

Сергей мне был симпатичен. Мы быстро нашли общий язык: нам нравилась одинаковая музыка и у нас было схожее чувство юмора. Однако его шутку с предложением я не поняла. Сергей же поспешил уверить меня, что не шутит: «Я серьезно. Ты такая единственная в этом мире. Я это уже понял. Зачем мне еще время?»

Я предложила подождать до мая и жениться тогда, если поймем, что мы друг другу точно подходим. Он вроде как согласился, но форсировать события не перестал. Сначала попросил взять на передержку своего кота (у него дома шел ремонт), а потом переехал ко мне и сам.

Произошло это почти незаметно. Он подвозил меня на работу и забирал с нее, готовил ужин и оставался на ночь. А потом совсем перестал уезжать к себе. Сейчас я вижу, что на самом деле Сергей оказывал на меня давление. Но тогда я не понимала, что все как-то слишком хорошо. Я ценила то, что Сергей осыпал меня красивыми словами и решал все мои проблемы, в том числе и финансовые. Через месяц он предложил переехать к нему в его собственную квартиру, чтобы мне не приходилось платить за аренду моей. Я согласилась, потому что мы и так жили вместе.

Незадолго до Нового года Сергей опять сказал, что хочет как можно скорее на мне жениться. Я повторила, что хочу подождать до мая, но он был непреклонен. «Если ты откажешься выйти за меня замуж в феврале, я пойму, что ты меня не любишь», - говорил он. И 29 февраля 2024 года мы расписались.

Убьет кота

Практически сразу после этого отношение Сергея ко мне изменилось: он стал холоден и равнодушен. Я работала с людьми по 12−14 часов в день, в разное время была менеджером по продажам, администратором в отеле и бариста, приходила домой уставшая, рассказывала ему о том, что было на работе, - зачастую там случались конфликтные ситуации, которые доводили меня до слез. В ответ Сергей говорил, что я излишне эмоциональна, и просил перестать ныть. А иной раз спрашивал: «Зачем ты мне это рассказываешь? Зачем мне это?»

Из-за его пренебрежительного отношения ко мне мы часто ссорились. Но еще чаще причиной становилось наше финансовое положение. Вскоре после женитьбы я узнала, что у Сергея есть большие долги. Для того, чтобы закрыть их, я стала брать еще работу. Сергею это было не нужно: он работал меньше моего, меньше зарабатывал, не хотел брать дополнительную нагрузку и идти на повышение. Как человеку, который всегда стремился жить лучше, мне это было непонятно.

В разгар ссор Сергей мне говорил: «Что-то не нравится - уходи!» Я так и делала: собирала вещи и уходила жить к подруге. В первый раз он пришел туда и слезно попросил меня вернуться, пообещав вести себя иначе. Я поверила ему. После этого я еще пять или шесть раз от него уходила, но всегда возвращалась. Потому что Сергей обещал, что иначе он уйдет на «СВО» (так в РФ называют войну против Украины. - Прим. ред.) или покончит с собой и убьет кота. Спрашивал: «Если я умру, как ты будешь моей маме в глаза смотреть?»

Я боялась, что он и правда с собой что-то сделает, и возвращалась еще и потому, что сама чувствовала себя виноватой в происходящем. Думала, что это я себя так веду, что со мной нельзя иначе.

Его мама несколько раз говорила мне, что, если будут какие проблемы дома, женщине надо терпеть. Но я не придавала ее словам значения. У нее было насилие в семье, но я была уверена, что у нас с Сергеем ничего подобного никогда не будет, хотя муж уже тогда мог выхватить у меня из рук телефон, запереть меня в квартире и выкрутить руки, так что оставались синяки, когда я в очередной раз пыталась от него уйти. Но я не воспринимала это как насилие.

Побег не удался

Летом 2024 года я решила, что с меня хватит. Я поняла, что сбегать к подруге не имеет никакого смысла, и стала планировать свой побег в Петербург, где меня готова была приютить другая подруга. К октябрю я накопила деньги на билет и нашла там работу.

Мужу я сказала, что какое-то время поживу в Петербурге одна, заработаю денег, и он ко мне переедет. В редкие периоды, когда мы жили мирно, мы с ним обсуждали, что хотим переехать из родного ему Братска (город в Иркутской области. - Прим. «Холода») в европейскую часть России, попробовать пожить в большом городе. Сергей одобрил мой план и даже сам отвез меня в аэропорт.

Но побег не удался. Обустроившись на новом месте, я собралась с духом и сказала Сергею правду: что я так больше не могу и к нему не вернусь. Тогда он стал названивать мне несколько раз в день с разных телефонов, говорить, что уже написал предсмертную записку и готовится выпрыгнуть из окна или перерезать себе вены. Наши общие друзья и знакомые рассказывали мне, что он говорил, что я ужасный человек - бросила его и разбила ему сердце.

Эти звонки, угрозы и манипуляции длились три месяца. Я чувствовала себя виноватой и подавленной. Вместо того чтобы наслаждаться новообретенной свободой, я сидела в квартире подруги и думала о нем. Все это ужасно сказывалось на моем эмоциональном состоянии: у меня налицо были симптомы депрессии, я почти не выходила из дома и уволилась с работы.

Перед новым, 2025 годом Сергей попросил меня вернуться в Братск, чтобы расстаться цивилизованно. Пообещал, что купит мне билет, я буду жить у мамы, а с ним только поговорю, и все. «Ты же не монстр, зачем нам так ссориться? Мы можем поговорить и расстаться как люди. Ты же скучаешь по нашему коту, давай я буду присылать тебе его фотографии?» - говорил он. И правда купил мне билет. Я решила, что поеду и закрою для себя эту историю.

Кровью залило все лицо

Там Сергей стал уговаривать меня сойтись и попробовать «начать заново». Я поддалась на его уговоры… и мы стали жить по-старому. Он игнорировал меня, убеждал в том, что я проблемная и заслуживаю плохого отношения, мы ссорились. Ситуация усугублялась еще и тем, что теперь я финансово от него зависела. Чтобы изменить это, в январе я устроилась детским аниматором. Хотела заработать деньги на обратный билет до Петербурга, а дальше, думала я, пусть хоть обзвонится - снова я к нему не вернусь.

Поздно ночью 10 февраля я узнала от знакомых, что Сергей встречался с другой девушкой все то время, что названивал мне с признаниями, что не может без меня жить, и угрозами непременно покончить с собой. Мне стало очень обидно: я не понимала, зачем он портил мне жизнь и возвращал меня, когда на самом деле я не была ему нужна.

«Зачем я здесь, как я опять оказалась в этой точке?» - спрашивала я себя, рыдая и собирая вещи. Рано утром 11 февраля Сергей пришел домой после ночной смены и увидел, что я вытаскиваю все свои вещи из шкафов и кладу их в чемодан. Я была взвинчена до предела, и у нас началась ссора. Я спрашивала его, зачем он так со мной поступил, он пытался убедить меня в том, что всегда любил только меня, а поддержка той девушки ему нужна была, потому что он тяжело переживал мой отъезд. Говорил, что их отношения завершились, как только я согласилась вернуться.

Он стал тыкать в меня своим телефоном, предлагая мне самой посмотреть их переписку. Для меня это звучало как предложение полюбоваться на то, как он классно все оттуда вычистил. Я схватила его телефон и ударила им о шкаф. Разбить его мне не удалось - он выпал у меня из рук на пол.

Происходило это все в спальне. Сергей опрокинул меня на матрас и кинул телефоном мне в лицо. Удар получился сильным, рассек мне скулу, и кровью залило все лицо. Я плохо видела и ощущение было, что я вот-вот потеряю сознание. Сергей же взял мой телефон и ушел с ним в гостиную, крича, что я разбила его новый телефон и должна ему 30 тысяч рублей (около 1106 беларусских; здесь и далее по курсу Нацбанка РБ на 10 октября 2025 года. - Прим. ред.). Входную дверь он закрыл на ключ, и я боялась, что просто так уже не выберусь. Поэтому я пошла за ним и просила вернуть мне телефон, чтобы я вызвала скорую или позвонила маме. Он его не отдавал. В какой-то момент я начала серьезно задумываться о том, чтобы выпрыгнуть в окно.

Думала, как у меня будет больше шансов выжить: оставаясь здесь в квартире или выпрыгнув с пятого этажа в сугроб? В результате прыгать я побоялась и стала пробовать отнять у мужа телефон. Он выше меня ростом и держал его в левой руке над моей головой. Когда я в очередной раз потянулась за ним, он схватил меня правой рукой за горло, потом отпустил и этой же рукой сильно ударил в глаз. Я упала и потеряла сознание. Дальнейшее помню отрывочно.

«Мам, я не хочу такой жить»

Я помню, как сидела на диване и сотрудники скорой обрабатывали мне рассечение на скуле, из которого лилась кровь. Появились фельдшеры - потом мне рассказывали, что скорую вызвал муж. Вместе с ней приехала и полиция. Один из сотрудников показал на меня и спросил у Сергея: «Ты сделал?» Он ответил: «Да». У него забрали мой телефон, и по дороге в больницу фельдшеры позвонили моей маме.

У нас с ней были сложные отношения. Когда я только начала встречаться с Сергеем, мы с ней не общались, и о проблемах в нашем браке она ничего не знала. Тем не менее она сорвалась и приехала ко мне в городскую больницу.

Там меня определили в отделение нейрохирургии. У меня была черепно-мозговая травма и сотрясение мозга, вместо левого глаза - огромный фингал, я ничего им не видела. Меня это беспокоило, но врачи уверяли, что все наладится, как только сойдет отек. «Такое бывает из-за контузии», - говорили мне. Из глаза при этом сочилась кровь, а саму меня три дня без остановки рвало. Соседки по палате из-за этого относились ко мне плохо - называли алкашкой и наркоманкой.

Мужа задержали тогда же. В отделении полиции он написал объяснительную, признал, что кинул мне в лицо телефоном, но в том, что ударил меня, сознаваться не стал. Участковый вышел со мной на связь, все собирался приехать ко мне в больницу, но так и не приехал.

Через неделю меня отвезли в офтальмологическое отделение другой больницы - лечить глаз. К тому моменту отек сошел, но глаз не заживал. У меня получалось еле-еле его приоткрывать, но им я видела только сплошное черно-красное месиво. В офтальмологическом отделении меня осмотрел врач, разомкнул мне веки - было дико больно. Потом он положил руку мне на руку и сказал: «Марьяна, к сожалению, глаз лопнул, его содержимое вытекло и находится у вас под веком».

Оказывается, все это время у меня не кровь сочилась из глаза, а вытекало его содержимое.

Врач сказал, что зрение в этом глазу вернуть не удастся. За вторым мнением он направил меня в областной центр в Иркутск. Я вышла из его кабинета, и у меня началась истерика. Я упала на пол и никак не могла перестать рыдать. В слезах я позвонила маме и объяснила ей ситуацию. Медсестры пытались меня успокоить, приносили мне воду, мама по телефону говорила, что сейчас приедет за мной и завтра же мы с ней будем в Иркутске, где мне помогут врачи. Но я никого не слушала, говорила, что не надо никуда меня везти. «Мам, я не хочу такой жить», - повторяла я.

Когда мы с мамой собирали меня в больницу у нее дома, к нам приехал участковый. Сидя на кухне в очень плохом состоянии, я написала заявление. Мама рассказала участковому, что я, скорее всего, потеряла зрение на один глаз, чтобы он знал, что Сергей нанес тяжкий вред моему здоровью и речь не только о шрамах и фингале.

Утром мы с мамой уже были в больнице в Иркутске. Мне сделали все необходимые анализы и на следующий же день зашили глаз. «Я зашью его, чтобы он был на месте. Но на зрение не рассчитывай, потому что тебе как будто блендер в глаз засунули», - сказал один из врачей. Несмотря на его вердикт, я не оставляла попыток вернуть зрение. Ездила консультироваться со специалистами во Владивосток и сделала еще четыре операции. Из последнего: мне вставили силикон в глаз, чтобы попробовать спасти отслоившуюся сетчатку. Но ничего не помогло. В результате травмы у меня разрушены радужка и хрусталик, зрительный нерв необратимо поврежден. Я навсегда лишилась зрения на один глаз. И с этим ничего не сделаешь.

«В связи с отсутствием состава преступления»

Полгода дело не возбуждали «в связи с отсутствием состава преступления». Первый раз полиция отказала в возбуждении дела в мае, мотивировав это тем, что они не получили ответы из больницы на запросы, а муж в объяснении сказал, что у него якобы не было умысла причинять вред моему здоровью. Участковый, который принял мое заявление, объяснил мне, что по моему делу будут проводить независимую экспертизу. И дальнейшие обвинения будут выдвигать Сергею на основании этого документа, а не моих слов (для возбуждения дела в подобных случаях экспертиза не требуется, достаточно документов из медучреждения. Экспертиза будет проводиться уже в ходе расследования. - Прим. «Холода»).

Я собирала справки о каждой проделанной операции и даже сохраняла результаты анализов, чтобы предъявить их экспертизе, но с моими справками меня отовсюду отфутболивали. Постоянно менялись участковые. Один уходил в отпуск, сообщал, что мое дело теперь ведет другой сотрудник и давал его телефон. Телефон этот оказывался недействительным, в открытых базах данных тоже были указаны телефоны людей, которые на этом участке уже не работали. Мне приходилось звонить в полицейские отделы, приходить туда самой и выбивать нужные мне контакты.

При каждом визите в участок мне говорили: «Вот вы помиритесь, заберете заявление, а нам потом бумажки разгребать. Подумайте, вам это точно нужно?»

Для экспертизы меня даже просили принести справку, доказывающую, что мой левый глаз был зрячим до происшествия. Все эти странные требования, проволочки и обесценивающие комментарии полицейских не оставляли сомнений в том, что мне одной нужно, чтобы это дело сдвинулось с мертвой точки. Экспертиза была готова только в конце июля, тогда как преступление произошло в начале февраля. Она признала, что мне были нанесены тяжкие телесные повреждения, но дальнейшего импульса делу это не дало. В августе правоохранители отказались возбуждать уголовное дело «в связи с отсутствием состава преступления». Следователь зачем-то счел необходимым провести еще одну экспертизу, оценивающую мои телесные повреждения.

Но я решила не сдаваться. Я пожаловалась на бездействие полиции и отказ в возбуждении уголовного дела в городскую прокуратуру. Прокуратура признала неправомерным бездействие сотрудников, но дело полиция не возбудила даже после этого. Тогда я стала писать в областную прокуратуру, в Следственный комитет и даже депутату Госдумы - Ксении Горячевой. 22 сентября следователь наконец-то возбудил уголовное дело по статье об умышленном причинении тяжкого вреда моему здоровью. Правда, в постановлении пока указано, что мне нанесло телесные повреждения «неизвестное лицо».

Пугал каждый шорох с левой стороны

В какой-то момент мне пришлось обратиться к психиатру и начать медикаментозное лечение: пить нейролептики и антидепрессанты. Мало того, что я хотела покончить с собой, меня еще постоянно изводили галлюцинации. То, что я не видела левым глазом, мой мозг додумывал. Когда я засыпала, лежа на правом боку, мне мерещилось, что слева от меня стоит муж и пристально на меня смотрит. Между операциями и больницами в чужих городах я останавливалась в съемных квартирах и боялась выходить в город. Мне казалось, что он за мной придет, пугал каждый шорох с левой стороны, и у меня часто случались панические атаки.

Первое время было очень тяжело. Сперва я еще видела всполохи света поврежденным глазом: замечала тень, когда доктор проводил рукой перед моим лицом. Но потом и это ушло. Несмотря на то, что левый глаз ничего не видел, он болезненно реагировал на свет и начинал нестерпимо болеть. Из-за этого у меня начались сильнейшие мигрени, которые длились по шесть-восемь часов.

Помимо этого после операций я не могла кашлять, чихать и даже приподниматься. Каждое движение отзывалось в моем теле болью. Недели напролет я сидела в тишине в темной комнате, спала лицом вниз и боялась лишний раз шелохнуться. Часто меня посещали мысли о том, как было бы хорошо, если бы все это прекратилось.

Из этого состояния я вышла благодаря медикаментозному лечению, поддержке близких и тому, что начала проходить психотерапию. У меня все еще случаются депрессивные эпизоды, бывает такое, что у меня опускаются руки. По несколько часов в день болит голова, яркий свет причиняет дискомфорт, несмотря на то, что я ношу солнцезащитные очки в помещении. Но я понимаю, что мне надо двигаться дальше, - и вот, живу. Только на развод все еще не подала, потому что банально было не до этого.

Я не молчу

Мы с мамой потратили очень много денег на лечение, покупку лекарств и поездки в больницы. Точную сумму назвать сложно, так как расходы не кончаются, но это несколько сотен тысяч рублей (100 тысяч эквивалентны около 3690 беларусских. - Прим. ред.), часть из которых пришлось брать в кредит. Нам повезло, что врачи в некоторых больницах пошли нам навстречу и сделали мне операции по квоте как жертве домашнего насилия. Меня очень тронуло, что врачи собирали консилиум со словами: «Девочку избил муж, это очень срочный и тяжелый случай».

И относились ко мне в больницах очень по-доброму. Врач, который зашивал мне глаз, беспокоился о моем психологическом здоровье, сотрудницы одной из больниц запрещали мне самой менять постельное белье, а когда я пропускала обед, потому что плохо себя чувствовала, собирали мою порцию в лоток и ставили к себе в холодильник до тех пор, пока мне не станет получше.

Я не знаю, как буду отдавать кредит. Расходы на здоровье все еще не уменьшаются: когда мне нужно обследоваться в другом городе, нужны деньги на аренду квартиры. Мне предстоит как минимум еще одно хирургическое вмешательство и пожизненно надо капать в глаз дорогие капли. Но теперь я точно знаю, что мир не без добрых людей. И это осознание очень помогает мне держаться на плаву.

Подписчики моего блога, в котором я честно делюсь своей историей, помогают мне со сбором средств и делают подарки для моей собаки. Ее мне подарила моя тетя в качестве эмоциональной поддержки. Когда я гуляю с собакой, бегаю, играю с ней и учу ее командам, я отключаюсь от реальности и забываю, какой ужас происходит в этом мире и, в частности, в моей жизни. Я сплю с собакой в обнимку, и мы все делаем вместе. Она мой настоящий комочек счастья и пушистый антидепрессант. Иной раз я думаю, что, если бы у меня была такая собака раньше, я никогда не вышла бы замуж.

Я собираюсь и дальше рассказывать о пережитом. Если надо, буду кричать об этом на каждом углу. Я буду развивать свой блог, рассказывать о насилии, с которым сталкиваются женщины, и нести в массы феминистическую повестку. Многие женщины писали мне хейтерские комментарии, спрашивали, почему я не ушла из этих отношений раньше, мол, я что, совсем не уважаю себя и не имею никакой самоценности?

Работая с психологом и анализируя отношения, я поняла, что и правда выросла с установкой, что должна быть прислугой для мужчины. Такую мысль мне в голову вложил мой отчим. Он был тираном, без его разрешения я не могла даже сходить дома в туалет. С малых лет я обслуживала его, выполняла все обязанности по дому, а когда что-то делала не так, например, не протирала пыль с полки, до которой не могла достать, он тыкал меня в нее носом.

Он еще постоянно говорил, что я страшная и стремная, никогда не выйду замуж и никакому мужику такая не буду нужна. Такое воспитание очень повлияло на меня и то, какой я в итоге была в браке: сговорчивой и удобной. Я никогда не думала об этом раньше и разобралась с этой частью своей биографии только сейчас. Я понимаю, что такого осознания может не быть у многих женщин, и хочу рассказывать в соцсетях о своем детстве и отношениях с мужем. Может быть, кто-то узнает себя в этих рассказах и они помогут женщинам не совершить моих ошибок. И не молчать, если уже впуталась в абьюзивные отношения. Я знаю точно, что главное - не молчать.